- По высшему образованию большие преобразования происходят. А как развивается наука?
- Скажу одну важную вещь - мы полностью пересмотрели всю законодательную базу, где-то полтора года потратили, но это было необходимо. Ключевой вопрос в том, что мы разворачиваем науку на производство.
В 1960-ые годы Каныш Сатпаев, наш главный ученый, академик сказал: «Только наука, органически связанная с производством, помогающая производству и направляющая его на высокие технологические ступени, которая при этом сама получает зарядку и направление от производства, является подлинно передовой наукой». Вот это и есть наша философия, к которой мы идем.
Еще процитирую Сатпаева: «Успех науки состоит в том, что ученые работали в комплексах с производством и на основных объектах. Это означает, что усилия ученых должны направлять крупные объекты, что имеет большое народнохозяйственное значение».
Вдохновившись этими цитатами, что мы начали делать? Нашли отдельный формат, когда берем наших ученых, научные коллективы, научно-исследовательские институты и отвозим на предприятие. И вместе с производственниками начинаем искать конкретную проблематику.
- Примеры положительные уже есть?
- Одним из вдохновений стал наш первый успех на Балхашском медеплавильном заводе. Плавит он медь и получается у него еще шлам – металлический остаток. Они его продавали по 5-7 долларов за килограмм. А в составе у него много разных драгметаллов: золото, серебро, молибден, вольфрам и редкоземельный металл селен в высокой концентрации. Наши ученые с Satbayev University разработали уникальную новую методику рафинирования, то есть очищения селена из этого шлама.Мы ее полностью протестировали. Чтобы вы понимали, это дорого, 2,5 миллиарда мы бухнули до результата, который получили. Это промышленная установка, поэтому мы дали деньги, чтобы все было по-настоящему, как положено: нержавеющая сталь, самые высококачественные клапаны. Это вакуумная дистилляционная печь, которая плавит шлам, и из него путем дистилляции очищенный селен забирает.
В итоге мы получили этот селен. Балхашский медеплавильный завод уже убеждать ни в чем не надо было. В августе прошлого года мы открыли цех. И уже 150 долларов стоит очищенный селен, а не 5-7 долларов. В десятки раз больше! Мы сразу же дали новый грант на изготовление сверхчистого селена с чистотой "999" и "9999". Он стоит уже 280-300 долларов.
Тезис простой - наука должна дать какую-то конкретную, осязаемую added value (добавленную стоимость). Не теорию, а уже на практике что-то делать и улучшать прогресс. Задача - вывести конкретные предприятия на новый технологический уровень. Это называется цепочка добавленной стоимости. Она, как правило, при переходе на следующий уровень всегда сопровождается экономическим эффектом. Грубо говоря, продаешь медь в чушках, она стоит столько-то. Продаешь медные трубки, которые везде в холодильниках, в радиаторах - это уже другой, более высокий уровень. То же самое, например, с катодами для сверхпроводников или сверхпроводниками для электроники – там уже совершенно другая цена.Мы, к сожалению, пока не можем никак вылезти из своего ресурсного проклятия, мы черновое сырье гоним. Речь не сверхнауке какой-то, не о нанотехнологиях – нужно делать нечто конкретное, очень прикладное. Поэтому мы начали организовывать хакатоны с участием крупных казахстанских предприятий. Уже 20 научно-производственных тем оттуда вытащили. Четыре из них пошли на госфинансирование. Сейчас вы все больше и больше будете слышать, как после хакатона ученые и производственные люди нашли решение какой-то проблемы. Весь следующий год у нас уже расписан – куда мы пойдем, в какие крупные казахстанские предприятия.
И еще один важный момент. Фонд науки из грантодающей бюрократической организации превращается в венчурный фонд. Мы хотим привлечь деньги большие в науку, чтобы помимо цифровых стартапов крупные инвесторы начинали уже финансировать проекты под ресурсы, переработку и тому подобное.
- Хорошо, с предприятиями ученые стали сотрудничать. А с государством, с госорганами какие-то точки соприкосновения появились? Использует ли государство разработки наших ученых для решения проблем, например, с теми же паводками? Может быть, есть тесное взаимодействие в других сферах?
- Очень большое внимание сейчас этому уделяется. Мы для себя придумали такой термин – "Наука простых вещей". То есть наука должна быть направлена на решение конкретных прикладных проблем. К примеру, по сейсмологии. Институт сейсмологии к нам не относится, но мы выделили большой грант 2,5 млрд тенге.
По проблеме питьевой воды целый большой мега-грант 4,5 млрд тенге выделили в прошлом году впервые для Института географии. Чтобы оценку уже провели и поняли, хватит нам водных ресурсов или не хватит, что нам делать с водой. Раньше у нас был в Джамбуле знаменитый гидромелиоративно-строительный институт, таких всего три было по Союзу – в Москве, Ташкенте и у нас. Воссоздали этот институт в Таразе – Казахский национальный университет водного хозяйства и ирригации. Водная проблематика – она жесточайшая! Как говорят, третья мировая война будет за воду. Ресурсов, питьевой воды все меньше и меньше остается. Вот сейчас университет на ноги поставим, и начнутся прикладные исследования.В общем, опять же мы науку разворачиваем на решение конкретных проблем. Пускай это будут не какие-то сверхдостижения, но зато нечто очень осязаемое, что-то понятное. Задача – вернуть доверие населения, которое, к сожалению, подорвано. Обидный анекдот, который я рассказываю всегда: «Приходит студент в библиотеку, библиотекарь спрашивает: чем вам помочь, молодой человек? Да, вот ищу книги про казахстанскую науку. Библиотекарь отвечает: фантастика на третьем этаже». Обидно очень, поэтому нам надо вернуть доверие, показать, что у нас есть наука, она дышит.
- А на мировом уровне мы как-то показываем, что она есть? Публикуют ли где-то наши ученые научные работы? Об этом мало слышно.
- Публикации, на самом деле, очень неплохо идут у нас. Но делать их самоцелью тоже дело неблагодарное. Потому что все-таки это теоретизированный показатель. Он демонстрирует, что есть какие-то очень сильные исследования, но если эти исследования не трансформируются в продукты, в услуги, в иные решения... Можно иметь очень сильную фундаментальную науку, но не иметь прикладной. Поэтому мы сейчас разворотом науки в этом направлении занимаемся.
- Чтобы люди могли что-то увидеть, пощупать, ощутить пользу?
- Да. Но при этом фундаментальную науку мы не убиваем, мы ее поддерживаем. Запустили новую линию финансирования, в прошлом году на фундаментальные научные исследования. Фундаментальные институты теперь не переживают за гранты, не бегут за конкурсами. Три года они защищают свою научную программу, мы им деньги выделяем, и потом три года директор института спокойно своей программой фундаментальных исследований занимается.В заключительной части интервью с министром высшего образования и науки, которое мы опубликуем завтра, выясним: когда "Алиса" и "Сири" заговорят по-казахски? Кто защищает студентов от несправедливости и помогает им в решении проблем? На пенсии жизнь только начинается? Напоследок Саясат Нурбек не как чиновник, а как обычный гражданин поделится личным взглядом на резонансный вопрос о переходе Казахстана на единый часовой пояс.
Ирина Московка, фото gov.kz